ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЭССЕ

ДОСТОЕВСКИЙ: СПОР О ЧЕЛОВЕКЕ

 Достоевский признан не только как выдающийся писатель- классик, но и как философ. Как философ он рассматривался даже в учебниках по истории философии советского периода.

   Произведения Достоевского оригинальны. Оригинальны переполненностью идей: идеями миропонимания, смысла жизни, социальных, политических, нравственных, религиозных. Независимо от сюжета каждого отдельного произведения и отображаемых в нем конфликтов, идеи являются участниками сюжета. Это многоголосие идей Достоевского получило у философа и литературоведа Михаила Бахтина наименование полифония(многоголосие).

  На первый взгляд, за многоголосием скрыта идейная позиция самого автора. Но она есть: она выражается через сюжет и судьбы героев.

  Если систематизировать и обобщить все многоголосие произведений Достоевского, то оно сводится к простой идейной формуле: жизнь с Богом или жизнь без Бога и против Бога.

  Неспособность или нежелание понять и иную точку зрения, зашоренность только на близких и понятных лично себе идеях, желание найти в идейном многоголосии произведений Достоевского только соответствующие своему миропониманию идеи, вырванные из контекста произведений, привели к перевернутой оценке личности писателя у читателей, живущих по идейной формуле и соответствующей ей установке жизни - жизнь без Бога и против Бога.

  Часть философов и литературных критиков рассматривают Ф.М.Достоевского как апологета крайнего эгоцентризма, воспевающем «сверхличность» и «сверхчеловека». Таким его видят его и некоторые поклонники, и противники.

  Ненавистник христианства Фридрих Ницше, видевший в христианстве «трусливость и усталость души», а в Боге – гибрид упадка, писал,что о себе, что он весь исходит из Достоевского.

  А Максим Горький, уже идейный и духовный противник Достоевского, говорил о нем следующее:«Достоевскому приписывается роль искателя истины. Если он искал — он нашел ее в зверином, животном начале человека, и нашел не для того, чтобы опровергнуть, а чтобы оправдать

 Гениальность Достоевского неоспорима, по силе изобразительности его талант равен, может быть, только Шекспиру. Но как личность, как «судью мира и людей» его очень легко представить в роли средневекового инквизитора».

  Иную оценку творчества Достоевского никак выдающиийся русский религиозный философ конца ХІХ – начала ХХ вв. Сергей Булгаков, который писал о Ф.М.Достоевском следующее:«Достоевский - мученик, ибо он всечеловек. Нет такой муки человеческого духа, которой бы он искренне не мучился. Редко кто так мучился тайной человека и мира и тайной Бога и диавола, как мучился Достоевский. В этом отношении разве что Иов и Соломон могут с ним сравниться. Разве не мученик он, когда совесть его так сильно страдала над человеческим злом и добром, над человеческими преступлением и наказанием? Воистину, он - мученик, ибо мучился он возвышающим его страданием, чтобы и нам осветить дорогу на наших мрачных путях жизни. Мученик он, тысячу раз мученик, ибо душу свою разрывал и полагал, защищая Христа как самую высшую ценность во всех мирах. Из-за этого он был презираем, его высмеивали. Настоящий мученик он, ибо как своей собственной мукой мучился он и преступлением преступника, и отчаянием отчаявшегося, и страданием страждущего, и безверием безбожника. Более того, он мучился страданиями детей как никто до и после него. И это все - одного ради: научить нас через страдания становиться лучше, стать настоящими людьми».

   Так кто же был на самом деле Ф.М.Достоевский? – христианин и христианский философ и писатель, выполнивший на Земле отведенную ему Христом миссию, или писатель, который за идейной полифоничностью своих произведений проповедует извращенный садизм и презрение к слабым?

  Не будем спорить об идейной, а точнее, духовной позиции Достоевского. Чтобы понять человека, его позицию и слова, нужно понять и познать его сердце, его душу. Как учит Христос, «добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его»(Лука 6:45). А если говорить применительно к искусству и литературе, то приведем слова русского поэта В.А.Жуковского: «Но поэт, свободный в выборе предмета, не свободен отделить от него самого себя: что скрыто внутри его души, то будет вложено тайно, безнамеренно и даже противонамеренно и в его создание, что он сам, то и будет и его создание. Если он чист, то и мы не осквернимся, какие бы образы, нечистые или чудовищные, ни представлял он нам, как художник; но и самое святое подействует на нас как отрава, когда оно нам выльется из сосуда души отравленной».

  А о состоянии души Достоевского, его христианского духа и веры почерпнем у самого Достоевского.

  Первым романом, принесший Достоевскому писательскую славу, был роман «Бедные люди». В.Г.Белинский высоко оценил роман, где, по словам критика, поразительно воспроизводится трагическая сторона жизни, много картин, глубоко потрясающих душу. «Роман это носит на себе все признаки первого, живого, задушевного, страстного произведения»,-писал Белинский. Также восприняли роман люди круга Белинского и читатели. Но Белинского и читавших роман прежде всего привлекли его социальная сторона и психологизм произведения. Но вне их внимания осталось другое - духовная, христианская сторона романа. Роман Достоевского в начальном своем состоянии содержит идеи, которые в дальнейшем получили развитие в творчестве Достоевского. В частности, размышления о человеке, о добре и зле в человеке, о смысле жизни и счастья, о милосердии и любви к ближнему. А к этому человек может прийти только веруя с Христа и только с помощью Христа. Но чтобы эти идеи получили развитие, и превратились в убеждения, Достоевскому нужно было не только осмыслить причины трагичности общества, но и самому пройти тяжелейшие жизненные испытания.

  Но уже в самом начале знакомства Достоевского с Белинским этим двум людям были присущи гл убокие духовные расхождения. Достоевский был христианином. Белинский же был воинствующим атеистом и социалистом. Вот что вспоминает Достоевский о Белинском:

  «Я застал его страстным социалистом, и он прямо начал со мной с атеизма. В этом много для меня знаменательного, - именно удивительное чутье его и необыкновенная способность глубочайшим образом проникаться идеей. Интернационалка в одном из своих воззваний, года два тому назад, начала прямо с знаменательного заявления: "Мы прежде всего общество атеистическое", то есть начала с самой сути дела; тем же начал и Белинский. Выше всего ценя разум, науку и реализм, он в то же время понимал глубже всех, что одни разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную "гармонию", в которой бы можно было ужиться человеку. Он знал, что основа всему - начала нравственные. В новые нравственные основы социализма (который, однако, не указал до сих пор ни единой, кроме гнусных извращений природы и здравого смысла) он верил до безумия и безо всякой рефлексии; тут был один лишь восторг. Но, как социалисту, ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности он отрицал радикально. (Замечу, что он был тоже хорошим мужем и отцом, как и Герцен). Без сомнения, он понимал, что, отрицая нравственную ответственность личности, он тем самым отрицает и свободу ее; но он верил всем существом своим (гораздо слепее Герцена, который, кажется, под конец усомнился), что социализм не только не разрушает свободу личности, а, напротив, восстановляет ее в неслыханном величии, но на новых и уже адамантовых основаниях.

  Тут оставалась, однако, сияющая личность самого Христа, с которою всего труднее было бороться. Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным человеколюбием, осужденным современною наукой и экономическими началами; но все-таки оставался пресветлый лик богочеловека, его нравственная недостижимость, его чудесная и чудотворная красота. Но в беспрерывном, неугасимом восторге своем Белинский не остановился даже и перед этим неодолимым препятствием, как остановился Ренан, провозгласивший в своей полной безверия книге "Vie de Jésus", что Христос все-таки есть идеал красоты человеческой, тип недостижимый, которому нельзя уже более повториться даже и в будущем».

 И именно это духовное различие и заложило основу для последующего разрыва отношений между Достоевским и Белинским, хотя Достоевский позже, вспоминая этот период пишет, что не было существенных причин для разрыва. Да, возможно внешних причин и не было, но они были внутренние, находившиеся внутри сердец этих двух людей. И они дали знать себя.

 Белинский был одним из поклонников идеи, не принятой Достоевским. И эта идея сводится к одному вопросу: кто виноват, что человек плох? Кто виноват, что человек зол, вследствие чего и в мире царит зло?

  Вот что пишет Достоевский в «Дневнике писателя» о своем разговоре с Белинским:

« - Да знаете ли вы, - взвизгивал он /Белинский/,вечером (он иногда как-то взвизгивал, если очень горячился), обращаясь ко мне, - знаете ли вы, что нельзя насчитывать грехи человеку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество так подло устроено, что человеку невозможно не делать злодейств, когда он экономически приведен к злодейству, и что нелепо и жестоко требовать с человека того, чего уже по законам природы не может он выполнить, если б даже хотел...»

  Таким образом, вопрос сводится к ответственности человека за свои поступки и мысли. Виноват ли человек за все плохое , что в нем есть или виновато общество?

   Этот вывод для Достоевского не просто был принципиален, он был идейно принципиален. И уже спустя десятилетия после смерти Белинского Достоевский на страницах своих романов, в журнальных статьях, прямо упоминая Белинского или не упоминая его, продолжает спорить с Белинским о разделяемой Белинским идее ответственности общества за пороки человека. Так, в «Дневнике писателя» Достоевский пишет:

 

  «Ведь этак мало-помалу придем к заключению, что и вовсе нет преступлений, а во всем "среда виновата". Дойдем до того, по клубку, что преступление сочтем даже долгом, благородным протестом против "среды". "Так как общество гадко устроено, то в таком обществе нельзя ужиться без протеста и без преступлений". "Так как общество гадко устроено, то нельзя из него выбиться без ножа в руках". Ведь вот что говорит учение о среде в противоположность христианству, которое, вполне признавая давление среды и провозгласивши милосердие к согрешившему, ставит, однако же, нравственным долгом человеку борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается».

  В романе «Братья Карамазовы» эту же идею об ответственности среды выражает великий инквизитор, обращаясь к Христу: «Знаешь ли ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть только голодные. «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» - вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против тебя и которым разрушится храм твой».

И эта проблема — проблема человека является главной, основополагающей в творчестве Достоевского.

       Продолжение следует